Юлия Шойгу

Юлия Шойгу — конечно же, дочь министра обороны. Но ещё Юлия Сергеевна — директор Центра экстренной психологической помощи МЧС России, кандидат психологических наук. Согласившись на интервью, она сразу поставила условие — никаких конкретных историй: люди могут себя узнать, и им будет больно. Что ж, про боль понятно. Про боль в службе, возглавляемой нашей собеседницей, знают едва ли не больше, чем где бы то ни было. И слава Богу, что приезд высокой гостьи (и других высоких гостей) в Екатеринбург связан не с чрезвычайной ситуацией, а всего лишь с Всероссийским съездом психологов силовых структур. Правда, с первым съездом. Что почётно и, наверное, ко многому обязывает.

А кстати, почему именно столица Урала стала тем местом, где решили собраться специалисты, призванные лечить человеческие души в момент наивысших страданий? Если честно, наш разговор с Юлией Шойгу на этом вопросе закончился. Но логичнее показалось с него всё-таки начать.

— Мы сразу предполагали, что соберёмся где-нибудь подальше от Москвы. А Екатеринбург, он в центре страны, что максимально удобно. К тому же каждое ведомство (а на встрече присутствовали психологи и МЧС, и Мин-обороны, и МВД, и других силовых структур) имеет в Екатеринбурге своё подразделение.

— Каковы ваши впечатления от съезда?

— Мы очень долго к нему шли. Идея возникла более четырёх лет назад. Она продумывалась, обсуждалась… А последние полтора года подготовкой занялись уже вплотную. Так что всё происходившее здесь стало кульминацией. И большим шагом вперёд. Потому что удалось в своей профессиональной среде обговорить волнующие вопросы. Вот, к примеру, в федеральном законодательстве практически отсутствуют акты, которые регулировали бы работу психологов. Их права и обязанности, а равно права и обязанности пациентов. Отсюда и растущее количество ситуаций, когда за специалистов выдают себя люди случайные, к психологии отношения не имеющие. Мы, правда, в более выигрышном положении, поскольку есть ведомственные нормативы. Но проблемы это не снимает. А ещё в разных ведомствах специалисты решают похожие задачи. Если собрать все наработки, можно и труд себе облегчить, и результатов лучших добиться. А на съезде как раз приняли решение о создании единой научно-методической базы.

— С точки зрения организации съезда придирки есть?

— Всё прошло на высочайшем уровне. На редкость гладко. А если проблемы и возникали, устранялись они оперативно.

— Теперь о вашей службе. Обходится ли хоть одно ЧП в стране без психологов МЧС?

— На самом деле ЧП — слишком общее понятие. Это и катастрофа, и стихийное бедствие, и взятие заложников… Психологи МЧС работают во всех крупных чрезвычайных ситуациях, где пострадали люди. А в последние годы мы стараемся выезжать уже и на пожары, и на суициды, и на ДТП… Впрочем, моя задача — организовать процесс. Это, естественно, не исключает взаимодействия с конкретными жертвами и их семьями, но возможность контактировать с потерпевшими я получаю лишь тогда, когда пункты временного размещения разбиты, «горячие линии» подключены, процесс опознания погибших налажен. Учесть все нюансы и организовать процедуру так, чтоб последствия были наименее травматичны — вот главное.

— А если беда случается далеко от Москвы?

— Как только поступает оперативная информация, максимально быстро делается прогноз развития событий. К тому же мы моментально связываемся с коллегами и сначала дистанционно стараемся им помочь, подсказать, как лучше действовать. Поскольку наша служба относится к разряду аварийно-спасательных с трёхчасовой боевой готовностью, то уже через три часа группа специалистов вылетает на место, в любую точку страны или земного шара. А дальше всё зависит от обстоятельств. Имеют значение погодные условия, сила разрушений, количество жертв… И подстерегающие опасности, и то, как ведутся спасательные работы, и где размещены люди, лишившиеся крова. И, если речь о захвате заложников, то что это: пьяный семейный конфликт или террористическая акция.

— Есть ли что-то общее в поведении пострадавших?

— Наша психика — удивительный подарок природы. Человеческие реакции подчинены, конечно, определённым законам, потому похожи и вписываются в «нормальную реакцию в ненормальных обстоятельствах». Но у кого-то ответное поведение выливается в гнев, у кого-то — в страх. Бывает тревога, отчаяние, слёзы, ужас… Но всё это — лишь отклик на сложную ситуацию. Знание вероятных реакций как раз и облегчает специалистам поиски путей, которые помогут пострадавшему справиться с трагедией и жить дальше.

— Ваш инструмент — слово?

— Наш инструмент — профессиональные знания, навыки, умения. Часто мы ограничиваемся правильно построенной беседой. Но есть и специальная аппаратура, которая позволяет продиагностировать человека, разобраться в резервах его организма, мобилизовать их. А стрессоустойчивость, кстати, можно и потренировать. Хотя это длительный процесс и гораздо чаще используется при подготовке специалистов, чем при спасении пострадавших.

— Вы работаете с пострадавшими до возвращения им душевного здоровья? Или, оказав первую помощь, передаёте гражданским психологам?

— Мы работаем в период аварийно-спасательных работ. Потом ответственность переходит на субъект федерации. Практически повсюду есть психологические и реабилитационные центры, с которыми наши специалисты взаимодействуют.

— С детьми занимаются особые люди?

— В принципе, все наши специалисты могут работать с детьми. Но, как обычно, у кого-то получается лучше, у кого-то хуже. Если детей, нуждающихся в нашей помощи, много, формируем команду.

— Часто ли приходится рисковать самим?

— Первое, чему учат, когда приходишь в МЧС, так это умению обеспечить минимальный риск для себя. Недопустимо увеличивать количество пострадавших в зоне бедствия из-за чьей-то неосторожности. Рискованным поведением мы отвлекаем коллег от основной задачи. Человек, позволяющий себе такое, абсолютно точно в нашем ведомстве долго не проработает. Впрочем, иногда бывает, что риск оправдан результатом. Это другое дело.

— Существует ли проблема «выгорания» сотрудников?

— Профессиональное «выгорание» обычно связано с утратой мотивации. Смысла работы. А мы любим дело, которому служим. Нам нравится оказывать помощь людям. Радость, когда человеку с нашим участием удаётся найти силы для дальнейшей жизни, ни с чем не соизмерима. Случайные сотрудники, разумеется, уходят. Неслучайные держатся долго.